Библиотека мировой литературы для детей, т. 39 - Страница 124

124

Креолка, наверно, передумала и осталась в хижине и, возможно, сейчас ухаживает за больным, о чем она сама мечтала.

Теперь Исидора утешала себя мыслью, что уже близка минута, когда она опозорит соперницу, отнявшую ее счастье.

Вопросы, которые задавал ей Пойндекстер и его спутники, многое объяснили Исидоре, и все стало окончательно ясно после расспросов Колхауна. Когда отряд удалился, она некоторое время оставалась на опушке зарослей, колеблясь, ехать ли ей на Леону или вернуться к хакале и самой быть свидетельницей той бурной сцены, которая благодаря ей должна была там разыграться.

* * *

Исидора на опушке зарослей, в тени деревьев. Она сидит на серой лошади; ноздри мустанга раздуваются, он косит испуганным глазом вслед только что уехавшему отряду, который догоняет одинокий всадник. Мустанг, быть может, недоумевает, почему ему приходится скакать то туда, то обратно; впрочем, он привык к капризам своей хозяйки.

И она смотрит в ту же сторону — на вершину кипариса, поднимающуюся над обрывом долины Аламо.

Она видит, как отряд спускается в лощину и последним — человек, который так подробно расспрашивал ее. Когда его голова скрывается за краем обрыва, Исидоре кажется, что она осталась одна среди этих просторов.

Но она ошибается.

Некоторое время она в нерешительности остается на месте.

Вряд ли можно позавидовать ее мыслям. Может быть, она уже отомщена, но это ее не радует. Пусть она унизила соперницу, которую ненавидит, но ведь она, быть может, погубила человека, которого любит. Несмотря на все, что произошло, она по-прежнему любит его.

— Пресвятая дева! — шепчет она в лихорадочной тревоге. — Что я сделала? Если только эти свирепые судьи признают его виновным, чем это кончится? Его смертью! Пресвятая дева, я не хочу этого! Только не от их руки! Нет-нет! Какие у них жестокие, суровые лица! Когда я показала им дорогу, как быстро бросились они вперед, сразу позабыв обо мне! Они уже заранее решили, что дон Морисио должен умереть. Он здесь всем чужой, уроженец другой страны. Один, без друзей, окруженный только врагами… Что мне пришло в голову! Тот, который последним остановил меня, — не двоюродный ли брат убитого? Теперь я понимаю, почему он меня расспрашивал.

Взор девушки блуждает по прерии. Серый мустанг по-прежнему неспокоен, хотя отряд уже давно исчез из виду. Он чувствует, что его всадница чем-то встревожена. Конь первый замечает опасность — он вдруг тихонько ржет и поворачивает голову в сторону зарослей, как будто указывая, что враги приближаются оттуда.

Кто же это?

Обеспокоенная поведением мустанга, Исидора тоже оборачивается и всматривается в тропинку, по которой только что проехала. Это дорога на Леону. Она видна только на двести ярдов, и затем ее заслоняет кустарник. На ней никого не видно, кроме двух или трех тощих койотов, которые жмутся в тени деревьев, обнюхивая следы лошадей, надеясь найти что-нибудь съедобное. Нет, не они встревожили серого коня. Он видит их, но что из этого? Волк прерий для него — слишком обычное зрелище. Он почуял что-то другое.

Исидора прислушивается, но пока нет ничего тревожного. Отрывисто лает койот — это тоже не страшно, особенно среди бела дня. Больше она ничего не слышит.

Ее мысли снова возвращаются к техасцам. И особенно к тому, кто последним оставил ее. Она задумывается, зачем он так подробно ее расспрашивал, но конь прерывает ее размышления. Почему же ее мустанг проявляет нетерпение, не хочет стоять на месте, храпит и, наконец, ржет громче, чем раньше?

На этот раз ему отвечает ржание нескольких лошадей, которые, по-видимому, скачут по дороге, но пока они все еще скрыты зарослями. Вот доносится их топот.

Потом снова все затихает. Лошади либо остановились, либо пошли шагом.

Исидора предполагает первое. Она думает, что всадники остановили лошадей, услышав ржание ее коня. Она успокаивает его и прислушивается. Из зарослей долетает какой-то слабый гул. Можно различить несколько приглушенных мужских голосов.

Вскоре они замолкают, и в зарослях опять тишина. Всадники, кто бы они ни были, наверно, остановились в нерешительности.

Исидору это не удивляет и не тревожит.

Кто-нибудь едет на Рио-Гранде или, быть может, это отставшие всадники отряда техасцев. Они услышали ржание лошади и остановились — наверно, из осторожности; это понятно: известно, что индейцы сейчас на тропе войны.

Вполне естественно, что и ей надо быть осторожной, кто бы ни были эти неизвестные всадники. С этой мыслью Исидора тихо отъезжает в сторону и останавливается под прикрытием акании. Здесь она опять прислушивается.

Вскоре она замечает, что всадники приближаются к ней, но не по дороге, а через чащу зарослей. Кажется, они разделились и стараются ее окружить. Она догадывается об этом потому, что тихий топот копыт доносится с разных сторон; всадники сохраняют глубокое молчание — это либо предосторожность, либо хитрость. Нет ли у них враждебных намерений?

Откуда ей знать.

У нее есть враги, и особенно опасен один из них — дон Мигуэль Диас. Кроме того, и команчей всегда следует опасаться, тем более что они на тропе войны.

Исидору охватывает тревога. До сих пор она была спокойна, но теперь поведение всадников кажется ей подозрительным. Будь это обыкновенные путники, они продолжали бы ехать по дороге, а не подкрадывались бы через заросли.

Она осматривает место, в котором притаилась: легкая перистая листва акации не скроет ее, если они проедут близко.

По топоту копыт ясно, что всадники приближаются. Сейчас они ее увидят…

124